Катерина Гордеева: Короткое вступление. Восемь лет назад на Сахалине появился фестиваль, который назывался сперва по-другому, а теперь называется «Край света». Это фестиваль кино, не просто ставший очередным фестивалем, который стали проводить в каком-то очень далёком городе, а он стал очень важной частью культуры острова. Я правильно говорю, Алексей?
Алексей Агранович: Я надеюсь. Я не знаю.
К. Гордеева: Три года назад в рамках этого кинофестиваля появилась мастерская для подростков. А в этом году летом впервые была конкурсная программа фильмов, которые делали под руководством Елены. Ладно, рассказывайте сами.
А. Агранович: Да, давайте уточним. В этом году появился новый фестиваль, который называется «Игра света». Сахалинский фестиваль называется «Край света. Восток», потому что у нас теперь ещё есть фестиваль «Край света. Запад», он проходит в Калининграде, в этом году мы сделали его в первый раз. А на Сахалине был «Край света», стал «Край света. Восток».
К. Гордеева: Когда будет «Край света. Север», пусть это будет в Питере.
А. Агранович: А вы себя всё-таки относите к северным народам?
Елена Ванина: Хочешь, я расскажу тебе, как наши дети теперь шутят? Наши выпускники говорят: «Наш край света — крестик».
А. Агранович: «Край света» — да, и вот так. Но это сейчас не важно. И в этом году мы сделали фестиваль «Игра света». Это фестиваль фильмов, сделанных людьми, которым на момент создания этого фильма было не больше 17 лет.
Это фестиваль международный, он называется «Открытый кинофестиваль будущего “Игра света”». Там представлены работы юных сахалинских кинематографистов, которыми занимается Лена. И, кстати, не только их. Но тут важно понять, что они проходят такой же конкурсный отбор, и точно так же подвергаются конкурсной процедуре, как и кинематографисты из Китая, Англии, Воронежа и так далее. Им повезло работать с Леной, поэтому они являются её отборщиками.
К. Гордеева: Почему вы решили всё это сделать до 17 лет?
Е. Ванина: Мы много чем занимались с подростками. Вообще, как всё это началось? Я очень хорошо помню, как я иду из Сбербанка, и мне в очередной раз отменили какую-то процедуру. Ну, знаете как, вы приходите сделать что-то для ИП, вам говорят: «Нет, невозможно». И мне звонит Лёша Агранович и говорит: «Слушай, а ты не хочешь поехать на Сахалин и сделать мастерскую для подростков, какую-то лабораторию?». Естественно, Сахалин, Лёша, «Край света» — всё это звучит ужасно круто и классно. Но для меня в первый раз это было абсолютно единичной историей. Я думала, что мы съездим, сделаем что-то очень хорошее, ну и как бы забудем об этом, потому что всё-таки у меня аэрофобия, а 9 часов летать сложно.
И мы слетали туда, и сделали, и получилось настолько хорошо, что Лёша и все остальные сказали: «Давайте, может быть, вы останетесь, и мы сделаем это на какой-то постоянной основе? Мы сделаем какую-то лабораторию, которая будет заниматься подростками постоянно в течение года».
К. Гордеева: Мы всё-таки с вами относимся к тому поколению, которое ещё застало Дворцы пионеров.
А. Агранович: Да, я застал Дворец пионеров, конечно. И Дворцы комсомолов застал.
К. Гордеева: У комсомола не было дворцов!
А. Агранович: Я был комсгрупоргом взвода даже в армии, так что я всё знал, застал.
К. Гордеева: У нас, по крайней мере, у троих и, я думаю, что у большинства присутствующих в зале был в возрасте 12-13-14 — 17 лет какой-то значимый взрослый. У меня это была тетенька как раз из Дома пионеров, которая со мной обсуждала стихи, как их писать и так далее. У кого-то были учительница английского или кружок биологии, или кружок «Юный медик». Я правильно понимаю, что сейчас талантливому или считающему себя талантливым человеку такого возраста пойти некуда и поучиться особо негде, помимо школы?
А. Агранович: В Москве есть где. В Санкт-Петербурге, мне кажется, тоже. А на Сахалине — нет.
Я сейчас попытаюсь очень коротко, хотя у меня это ни разу ещё не получалось, но я попробую объяснить, зачем и почему всё это нужно было.
Когда так же, как Лена шла из Сбербанка, я где-то ехал, мне позвонила почему-то Алла Ильинична Сурикова, классик советского кинематографа, снявшая фильм «Человек с бульвара Капуцинов», с которой я был знаком примерно так же, как с вами, то есть я знал о её существовании. Мне говорили, что сюда приходит много народу, то есть все знают, что вы есть теоретически. Больше ничего про неё не знал. Она позвонила, предложила делать фестиваль на Сахалине, потому что она в прошлом году сделала, а в этом году ей не до этого. Я так же, как и Лена, подумал: «Когда я ещё раз съезжу на Сахалин? Благо, приглашают». И с этого момента всё началось.
Мы сразу задали вопрос: «Зачем?». Зачем на Сахалине делать кинофестиваль? Это большие деньги — возить туда. Как нам сначала сказал первый губернатор, с которым мы начинали это всё дело первые три года, который оказался страшным преступником, сейчас сидит в тюрьме, — Александр Вадимович Хорошавин...
К. Гордеева: Но к кино он относится хорошо.
А. Агранович: Он всегда говорил: «Слушайте, я не очень понимаю. Я люблю старое советское кино и ансамбль “Лейся песня”. Но! Но. Но! — говорил он, — мне кажется, что...». Мы ему всё время объясняли, зачем, а ему это было интересно. Он вообще так работал — помимо того, что, как нам утверждают, он постоянно страшно воровал, он ещё чего-то делал, и это было заметно. Было видно, как он этим занимается. Он был вполне созидательный человек, как мне кажется. И есть, слава богу.
И он говорит: «Ну как? Праздник же надо сделать людям. Тут у нас на острове 9 часов, дальше только Япония уже, и к нам — никто». Я говорю: «Слушайте на эти деньги вы можете каждые выходные привозить сюда артистов и устраивать праздник. А фильмы показывать, хорошее кино — да, можно, но, во-первых, я чего-то сильно сомневаюсь, что тут какая-то мощная армия киноманов засела на острове. А если даже она и есть в некотором небольшом количестве, то тратить эти большие государственные деньги на то, чтобы чуть-чуть умножить эту армию — тоже странная задача». Он говорит: «А чего ж делать?». Я говорю: «Ну, давайте попробуем сделать первый в истории рентабельный фестиваль», потому что кинофестиваль всегда нерентабельный, даже Каннский.
Е. Ванина: Никто не понимает, что значит «нерентабельный».
К. Гордеева: Не приносит денег.
А. Агранович: Ну кто здесь не понимает? Посмотри на этих людей! Они про рентабельность понимают лучше, чем мы с тобой. Это Высшая школа экономики, Лен. Ты не прочитала — там на входе написано.
Рентабельный фестиваль. Он говорит: «Чего? Заработаем?». Я говорю: «Нет, мы не заработаем, конечно, ничего. Но скажите, какие у вас есть серьёзные социальные проблемы, кроме дорог — и второй части? А что ещё?». Он говорит: «Слушай, глобально проблема нашего острова заключается в том, что всякий человек, который чего-то хочет в жизни и активный, стремится отсюда уехать». Я говорю: «Давайте мы будем считать рентабельностью, если по прошествии какого-то времени хотя бы 10 человек примет решение остаться? Это будет рентабельностью?». Он говорит: «Будем считать, что да». Я говорю: «Ну вот, с этой точки зрения мы будем пытаться делать рентабельный фестиваль».
К. Гордеева: Теперь-то он остался там надолго.
А. Агранович: Он оттуда был изначально, понимаешь? Он вообще был мэром самого северного города — города Аха. Японцы же ничего не понимают — они взяли юг, а нефть-то оказалась на севере. А он как раз там был мэром, потом стал в Южно-Сахалинске мэром. Там даже была война севера и юга Сахалинска в какой-то момент.
Так вот, суть заключается в том, что первые года четыре или пять мы сразу стали открывать какие-то мастерские, которые были адресованы людям вашего возраста, вообще людям любого возраста, но старшего, — киномастерскую, урбанистическую мастерскую градостроения, ещё какую-то мастерскую. А тут важно, что эти мастерские функционируют круглогодично, это не просто неделя фестиваля. А кураторы делают проект целый год, приезжают 3-4 раза в год, онлайн, удалённо что-то делают и так далее.
И по прошествии нескольких лет мы поняли, что да, всё здорово, но для этих взрослых людей это всё равно навсегда уже останется хобби. Они для себя в жизни когда-то приняли решение, и они уже кем-то работают, у них семьи, проблемы и так далее. И это не меняет культурной среды, это её не создает даже, постольку поскольку не очень хорошо было с культурной средой в городе Южно-Сахалинск. И в какой-то момент мы поняли, что надо, наверное, работать с подростками, то есть с людьми, которые ещё не приняли своего решения.
Чтобы подростку-сахалинцу, принявшему решение получить образование в области культуры, — любое, кроме профессионального в области прикладного творчества и игры на народных инструментах, — ему нужно оттуда уехать. Потому что там просто нет ничего. Ну нет таких учебных заведений!
И поэтому принять решение, что я буду кинорежиссёром,— это сродни серьёзному взвешенному решению, что я буду космонавтом. То есть для человека, выросшего на острове на расстоянии 60 с лишним тысяч километров от Москвы, это серьёзный путь, который нужно пройти, это сродни принятию решения стать космонавтом.
Но тем не менее мы решили начать с этим работать, чтобы хотя бы психологически сократить для них и эту дистанцию между ими самими и возможностью реализации в любой культурной сфере.
И дальше мы позвонили Лене, которая в этот момент выходила из Сбербанка, и какому-то ещё количеству людей, и мы сделали там четыре мастерских. Самая первая была анимационная. И потом появилось ещё три — это кинолаборатория, как мы её называем, продюсерская мастерская, которую веду я с Мишей Алексеевским и ещё с Дашей Гладышевой теперь, и мастерская графического дизайна, которую ведут Аня Наумова и Кирилл Благодатских, два замечательных дизайнера-графика, но не только: мы с ними делаем много чего, от сценографии до кучи всего разного.
И дальше, когда мы собрали эти четыре мастерские в прошлом году, мы сказали: «Ребята, мы уже поняли, что сейчас только проектно. То есть мы собрались, а через год мы должны что-то сделать». И мы им предложили придумать проект, который можно сделать.
Мы придумали с ними кинофестиваль для них и за год его сделали. За это время сменился очередной губернатор. Тот, который был перед этим и поддерживал нашу идею, попросился во Владивосток и теперь там губернатор. А появился новый, с которым нужно было установить отношения, потому что невозможно сделать международный кинофестиваль на Сахалине вообще без бюджета. Но тем не менее у нас это как-то получилось, и вот появился фестиваль «Игра света», который стал уникальным даже в пространстве страны.
К. Гордеева: Лена, что ты ожидала от них? Это, кстати, взрослые или дети для тебя?
Е. Ванина: Для меня? Я много думала про это, и в какой-то момент поняла, что я не хочу говорить, что это подростки или что-то. Это люди.
К. Гордеева: Чего ты ожидала от общения с этими людьми, и во что это вылилось в итоге?
Е. Ванина: Началось с того, что Лёша нам предложил сделать какую-то кинолабораторию, и я позвала двух своих друзей, чтобы они вместе со мной это сделали. И дальше мы предложили ребятам конкурсную программу, чтобы они смогли пройти или не пройти этот конкурс. И 60 человек участвовало в этом конкурсе.
К. Гордеева: Это много или мало по меркам Сахалина?
Е. Ванина: Это очень много. Костя Шавловский просто не остановил набор, и поэтому у нас было 58 человек. 58 человек к нам пришло.
А. Агранович: А у вас не хватило смелости кого-то отсеять.
Е. Ванина: Да, у нас не хватило смелости кого-то отсеять, и мы просто решили взять всех. И у нас сначала случился какой-то кошмар. Ну, мы думаем, что же делать? 58 человек. На Сахалине. И вряд ли к ним так часто приезжают ребята, которые с ними готовы что-то снимать. И поэтому, наверное, мы должны со всеми что-то сделать. Хорошо, давайте со всеми снимать фильм.
И мы придумали однокадровый фильм, в котором участвовали все эти 58 человек. Потом, мы думали, ну, как-то они сами отсеются. Они не отсеялись, и пришло ещё 68 человек, потому что они своих друзей привели после этих съёмок.
И дальше совершенно было непонятно, что делать. Мы понимали, что мы ответственны за них, и, ну да, хорошо, ходите к нам теперь все. Из 68-ми осталось где-то 30, потом 20, потом 18
А. Агранович: Всё-таки отсеялись, другими словами.
Е. Ванина: Да, конечно.
К. Гордеева: А почему они отсеялись? С вами скучно?
А. Агранович: Во-первых!
Е. Ванина: Потому что мы сложные, мы даем много заданий, мы требуем.
К. Гордеева: А они какие? Сейчас ключевой вопрос: а мы не знаем нашу молодежь?
Е. Ванина: Нет, мы знаем. Они были абсолютно обалденные. Они были [...], простите.
К. Гордеева: Тебя посадят.
Е. Ванина: Я не знаю, куда меня посадят. Может, меня уже посадили. Они были просто прекрасные. Они были с какой-то огромной фантазией. Почему мы не смогли их отсеять, собственно? Потому что они пришли, и это были люди, у которых фантазии было больше, чем у нас, в 100 раз.
А. Агранович: Можно два слова? Просто поясню. Мы же ведь ничего не знали про Сахалин, мы там были абсолютно чужаками. И население острова относится к людям из Москвы, которые туда приехали что-то делать, весьма определенным образом.
Е. Ванина: «Москвичи приехали».
А. Агранович: Да. Ну, приехали и всё, бабла у нас забрать.
Е. Ванина: «Ну, сейчас они чего-то расскажут, а потом баблишко подзаберут».
А. Агранович: И этот опыт — он у них не случайный. Там до нас кто-то был. И туда приезжают люди со всего мира работать вахтовым методом, добывать нефть, и уезжают. То есть приезжают за чем-то — не к ним. А мы для себя ставили задачу изначально и сразу понимали, что мы — к ним, мы — для них.
На нас смотрели первую пару лет весьма сомнительно. Но мы замечали какие-то очень важные вещи, и у нас не было ответов, почему это так. Мы, например, точно знали, что там удивительный зритель. Такого зрителя мы больше нигде не видели — очень подробный, внимательный. Это понятно по тем вопросам, которые они задают. На фестивале у нас правило, что приезжает создатель, обязательно Q&A, обязательно разговоры. У этого у всего есть смысл. Но мы многие вещи узнавали постфактум. Мы узнали, что зритель, а потом узнали, почему он такой, и так далее.
Мы запустили первую мастерскую ещё за год до появления кинолаборатории, — это была первая мастерская, анимационная, для самых маленьких детей от семи до одиннадцати лет. Кстати, курируют эту мастерскую замечательные питерские, санкт-петербургские девушки и молодые люди. Есть здесь такая студия «Да».
К. Гордеева: Представители которой были у нас на «Диалогах».
А. Агранович: Наверняка. Это действительно замечательные люди, у которых огромный опыт работы с детьми по всей стране, причём от детей с ограниченными возможностями и подростков, сидящих в колониях, до просто коммерческих мастер-классов во всей стране.
И туда тоже пришло порядка 40 детей — они не смогли никого отсеять и в две смены работали с ними, то есть до обеда 20 человек, после обеда 20 человек. И вот так неделю они без отдыха с ними трудились. На третий день я зашел к ним в шатёр, где они занимаются, я спросил: «Ну как здесь, что вы?» Они говорят: «Отлично. Всё хорошо, всё здорово». Я говорю: «Какие-то есть проблемы? Может, что-то с этими детьми?». Они говорят: «Да нет, они совершенно нормальные, но тут есть одна вещь, которую больше нигде и никогда мы не видели: они очень подробно и внимательно относятся к тому, что делает другой — мальчик или девочка из их группы».
Вы понимаете, что дети в этом возрасте, как правило, эгоистичны. Когда к ним приходят: «Кто что нарисовал?» — «Я, я, я!» — «Ванечка, пожалуйста». Все остальные в этот момент теряют интерес и ждут, когда спросят у него. А тут они сразу подключаются к Ванечке, который что-то им рассказывает, что-то объясняет и описывает свою идею, свою фантазию, свой мир.
И когда мне об этом рассказали, мы стали про это думать. Потому что у нас есть эксперты, которые ездят по всей стране, и нигде такого мы не видели.
И мы сделали очень важный вывод. Это, конечно, гипотеза, трудно доказать, так это или нет, но это позволило нам объяснить массу других вещей про этот остров и про людей, которые там живут. Это такая удивительная оптика, которая формируется у человека, растущего на острове, в замкнутом пространстве.
В качестве примера я всё время привожу ребенка, который вырос в коммуналке в одной комнате или в однокомнатной квартире. Мир этого ребенка ограничен четырьмя стенами. Я сам рос в коммуналке, я это примерно помню. Человек, живущий в этом маленьком пространстве, очень хорошо знает каждый квадратный сантиметр своей комнаты. Он знает, на что похож узорчик на обоях: не на розочку, которую он видит, а на самом деле там волк и футбольный мячик. Облупившаяся краска на оконной раме — она тоже имеет форму чего-то. А трещинка в паркете, вот эта, вот там — она чуть шире, чем другая, и туда закатился ртутный шарик: я разбил градусник, и я знаю, что он там, а маме не скажу. То есть вся эта комната абсолютно мифологизирована, она для человека является очень герметичным, полноценным пространством.
У человека, выросшего в двухэтажном доме, немножко другая оптика. Он может не помнить, какого цвета рамы в гостевой комнате, потому что она есть, но ему туда не очень нужно. Он туда заходит, но не часто.
И вот на этом самом острове растут люди. Я не говорю про всех, но многие с детства приобретают этот навык. У них появляется эта оптика очень подробного изучения того, что их окружает, в силу небогатости выбора.
Как только туда приезжают какие-то люди, которым сначала они не верят, но если они им верят и те показывают им, например, кино... И тут мы объяснили для себя, почему там зритель-то удивительный: они это кино не смотрят как мы с вами, они его рассматривают, как свою комнату. И когда человек, обладающий такой оптикой, смотрит кино, он с большей долей вероятности, чем мы с вами, находит свою точку входа в этот фильм, свою точку подключения. И в тот момент, когда с ним это происходит, он начинает смотреть фильм про себя. Он может не видеть в герое себя, он может быть с ним, так сказать, в конфликте, но он в этот момент уже живет в этом пространстве.
И с одной стороны, это очень интересно про зрителя. А с другой стороны, вы понимаете, что для человека, создающего визуальный продукт, — а кинематографисты, безусловно, занимаются созданием визуального продукта, — такая оптика бесценна.
Дальше нужно только человеку помочь научиться этой оптикой пользоваться. Это не простая история, но у нас там изначально, о чём умалчивает Лена, было некое конкурентное преимущество перед многими другими подростковыми киношколами, потому что у нас там люди, у которых, грубо говоря, с точки зрения футбола, уже поставлен удар и пас. Просто они этого не знают.
Е. Ванина: Перебью?
А. Агранович: Да, перебивай, конечно.
Е. Ванина: Знаете, я хочу поговорить с вами о том, что мы делали с этими подростками. Мы не педагоги, у нас не было никакой выверенной стратегии, как учить ребят кино. И когда я и мой напарник Кирилл Кулагин приехали туда, мы поняли, что самая важная вещь, которой мы хотим их научить, это чтобы ты мог говорить о себе — кто такой ты, где ты начинаешься, где ты заканчиваешься, где твои страхи. И это оказалось самым сложным. Всё наше обучение было про это. Мы говорили-говорили с ребятами вообще о том, о чём они. Девочка целый год писала мне сообщения, что с ней происходит.
А. Агранович: Я сейчас как продюсер с другой стороны зайду. Почему именно этот фильм мы вам показываем? Потому что этот фильм был отобран к участию в фестивале «Игра света». А весь конкурсный контент, весь конкурс «Игры света», этих фильмов подростков был разбит на четыре маленьких конкурса — игрового кино (короткометражного, естественно), документального кино, анимации и — мы объединили в одно — музыкальное видео и видеоарт.
Все эти программы параллельно судило два жюри. С одной стороны, это было профессиональное жюри, в которое вошли Наташа Мещанинова, режиссёр и сценарист, Артём Васильев, продюсер, и совсем молодой артист Семён Трескунов, которого мечтали увидеть наши подростки на острове — и увидели. И жюри, собранное из школьников, из их сверстников из Южно-Сахалинска, с Курильского острова, кто-то был из Корсакова — из трёх разных мест, из всей области. И каждое жюри по-своему оценивало эти все четыре программы, вручали свои гран-при.
Фильм, который вы сейчас увидите, получил гран-при профессионального жюри в конкурсе короткометражных фильмов. И кроме того, у нас ещё есть почетный президент фестиваля — наш друг, с которым мы часто что-то делаем, и он бывал на Сахалине, стал совершенно фанатом этого места и всего, что мы там вместе теперь уже делаем. Это артист, тоже вам хорошо знакомый, Данила Козловский.
Он приехал сразу после съемок «Чернобыля», прилетел к нам. Мы зашли в кинотеатр, стали смотреть. Я сам впервые смотрел на большом экране — в самом главном кинотеатре Южно-Сахалинска показывали эти детские фильмы. Сидели эти дети, полный зал. И это совершенно другое ощущение: вдруг ты понимаешь, насколько это серьёзно.
Е. Ванина: Для них.
А. Агранович: Для всех. Для них, для меня серьёзно. Я сижу, я смотрю кино. Я получил гораздо больше впечатлений, чем от просмотра, например, конкурсной короткометражной программы кинофестиваля «Кинотавр». И я сейчас не шучу.
То есть трэш есть и там, и там, но у нас был меньше.
И Данила сидел, говорит: «Я хочу учредить свой приз почётного президента». И, просмотрев всю программу, он принял решение этот приз свой тоже отдать фильму, который вы сейчас увидите. Это не Тарантино, это совсем другое.
К. Гордеева: Главное, короче, чем Тарантино.
Е. Ванина: Для нас было самым важным не заставить — предложить ребятам говорить о себе максимально откровенно. И нам казалось, что это самое важное. Что форму ты потом всегда наверстаешь, ты найдешь её, и Тарантино стать...
А. Агранович: …раз плюнуть.
А. Агранович: А приз Данилы Козловского заключается в том, что автор этого фильма получает возможность свой следующий фильм делать на студии Данилы Козловского, он его будет продюсировать.
[ Показ фильма «Что нибудь зелёное» (2019, Россия, Южно-Сахалинск, автор: Варвара Родионова.]
К. Гордеева: Сколько времени вы делали этот фильм?
Е. Ванина: Я думаю, 6 дней максимум. Сейчас я могу, конечно, ошибиться.
К. Гордеева: Варя написала свою историю?
Е. Ванина: Это моя любимая история. Она с самого начала хотела написать сценарий. И она мне говорит: «Лена, я не понимаю, как писать сценарий». Я говорю: «Варя, про что ты хочешь написать?». Она немножко рассказывает, и я понимаю, что это очень прямое сообщение, письмо фактически. И я говорю: «Варь, давай, может быть, ты будешь просто писать мне письма». И дальше она пишет 285 гениальных писем. Я каждое утро просыпаюсь, — потому что Сахалин – Москва, 8 часов разницы, — открываю глаза и вижу эти письма. И рыдаю каждый раз, потому что это настолько сильно, настолько смело, настолько красиво.
И я ей говорю: «Варь, это же не про тебя. Ты пишешь про свою героиню. Ты придумала героиню, правда? Это же не ты?». И она мне говорит: «Да, конечно, извини, не я. Это не мои [письма], это моей героини». Понятно, что там так много её, там так много правды, там так много красоты...
К. Гордеева: Я её очень хорошо понимаю. Когда мы переезжали, я свои цветы завернула в полотенце и везла в чемоданах. Потому что мне говорили, что их нельзя никак послать, и я их везла в самолёте.
Е. Ванина: Просто с Варей была ещё такая история. Ей четырнадцать. С одной стороны, она один из самых откровенных людей. А с другой стороны, ей какие-то вещи делать максимально сложно.
Мы два года занимались с ребятами, и мы поняли, что нам хочется делать очень прицельные мастер-классы. Сейчас мы решили и сделали с ними мастер-класс по документальному кино. И нужно было всего-навсего пойти, найти своего героя и с этим героем провести 2-3 дня. Но Варя просто не могла выйти из дома. Она может рассказывать только про себя. И она рыдала и говорила мне: «Я не могу, я не могу». Я говорю: «Хорошо, ладно. Ты понимаешь, что ты тоже герой?».
К. Гордеева: «Возьми интервью у себя».
Е. Ванина: Да. Я говорю: «Ты можешь рассказать про себя. Про себя как про своего героя». И она абсолютно обалдела и сделала в итоге.
К. Гордеева: Лёш, что будет с этими детьми дальше?
А. Агранович: Вы того человека пригласили? Я не знаю.
К. Гордеева: Ты чувствуешь ответственность за это?
А. Агранович: Я вообще стараюсь отвечать за то, чем я занимаюсь, иначе смысла нету. Понимаете, какая штука? Я не знаю, что с ними будет дальше.
К. Гордеева: По логике российской жизни самый талантливый из них должен потом будет поехать учиться в Москву.
Е. Ванина: Вообще нет!
А. Агранович: Про это я вам сейчас расскажу отдельно. С этим я как раз более-менее всё понимаю. Тут важно что? Вот, например, Варины родители, я не знаю, те ли это люди, про которых она рассказывала...
К. Гордеева: А они смотрели этот фильм?
Е. Ванина: Нет. Они не пришли.
А. Агранович: Они не смотрели этот фильм в тот момент, когда он был сделан. Потом, когда появился фестиваль, и он был отобран в конкурс, они его не смотрели. После того, как Варя стала реальным героем Сахалина, потому что все средства массовой информации, все-все присутствовали в этом 600-местном зале, когда её сначала объявили обладательницей гран-при, она уже абсолютно потеряла дар речи и ощущение реальности, она просто была в ступоре. А через 5 минут Данила Козловский с экрана,— потому что он улетел за день до этого, — объявил её ещё обладательницей своего приза и что он продюсирует её следующий фильм, и с ней вообще произошло нечто.
Вот только после этого родители посмотрели фильм. Я не знаю, те ли это люди, о которых рассказывает героиня фильма или нет. И это, может быть, куда важнее, чем то, станет Варя режиссёром или не станет, чем она будет заниматься. Это российские реалии, не российские реалии — из любой футбольной школы футболистами становятся 2-3 человека, остальные — более-менее здоровые люди. Но это самое главное, с моей точки зрения. Потому что этот фестиваль — это не только фильмы подростков со всего мира, которые мы показывали. Но это ещё и фильмы, программы, которые они сами придумали внеконкурсно, это уже профессиональное взрослое кино.
У нас была программа «Диалог поколений». Они выбрали три настоящих профессиональных фильма, которые они хотели бы показать взрослым. Мы сделали такой лонглист, и из него взрослые на самом главном информационном портале, голосуя, выбирали три фильма, которые они хотели бы, чтобы показали их детям.
К. Гордеева: Но это всего шесть. Перечисли, пожалуйста, какие показали в итоге?
А. Агранович: Я подростковые не перечислю — Лена точно скажет. А взрослые — естественно, это советское кино.
Очень короткая реприза. В первый раз мы провели такое упражнение. Когда только собрали всех, мы попросили у наших продюсеров в мастерской опросить родителей, бабушек, дедушек на предмет того, какой фильм с их точки зрения про них, где они главные герои? Из всего мирового кинематографа.
И дети пошли разговаривать с мамами, с папами, с дедушками, с учителями, со старшими товарищами — с кем смогли. И пришли через два дня с результатом. Самым рейтинговым фильмом, в котором их собеседник видел себя как героя, оказался фильм «Унесённые ветром». На втором месте был фильм «Москва слезам не верит». Если вы чуть-чуть задумаетесь, вы поймёте, что это фильм про одно и то же. Это фильм про то, как женщина приезжает в новое для себя место...
К. Гордеева: Как женщина может всё сама.
Е. Ванина: Женщина сложной судьбы.
А. Агранович: Вопреки всему окружающему её миру, в который она попадает, она его всё-таки под себя прогибает.
В первую очередь мы поняли, что отцы с ними не стали разговаривать. И дедушки, видимо, тоже. Основной контингент опрошенных был женского пола. Что вполне соответствует нынешним, так сказать, трендам. Но там были советские фильмы, голосование было чуть шире. Они выбрали фильмы, внимание, «Доживем до понедельника», «Я шагаю по Москве» и «Вам и не снилось».
Е. Ванина: «Вам и не снилось» — только один единственный наш любимый фильм.
А. Агранович: Нет, «Я шагаю по Москве» я тоже люблю. Да и «Доживем до понедельника» — неплохой фильм. Просто вот такой выбор. При этом взрослым мы пытались объяснить, что это не те фильмы, которые должны воспитать ваших детей. Это те фильмы, которые должны им что-то про вас рассказать.
Е. Ванина: Это просто было: «Мама выбирает фильм про себя». Мама, наконец-то, выбирает фильм про себя.
К. Гордеева: А дети что выбрали?
Е. Ванина: «Джуна». О том, что говорят чудовища, как оно называется? И третий — забыла.
А. Агранович: Тоже известный фильм.
К. Гордеева: Вот это внимание к детям называется.
К. Гордеева: Хорошо. Я хотела ловко завершить: «Посмотрите с детьми все шесть фильмов», — и распрощаться на этом. А теперь как я завершу диалог?
А. Агранович: А мы уже хотим распрощаться? А вот вопросы же появились.
К. Гордеева: Ну слава богу.
Вопрос из зала: Здравствуйте, меня зовут Максим. Где можно посмотреть этот фильм или как его можно распространить? На YouTube будет он выложен или ещё где-то?
К. Гордеева: Сейчас [записывается] трансляция нашего диалога, она останется на YouTube, и там останется этот фильм. В этом качестве можете посмотреть.
Е. Ванина: Пока что нигде нельзя посмотреть, потому что мы хотим, чтобы ребята отправили эти фильмы на фестивали. Они сами хотят. И поэтому, как только случится фестивальная судьба у этого фильма, так он появится в сети.
А. Агранович: У нас, честно говоря, нет задачи популяризировать их творчество, потому что это уже в каком-то смысле их задача. Совсем не трудно выложить на YouTube, как вы понимаете. Мы готовы помогать с раскруткой и так далее, хотя не сильно мы его раскрутим.
Но у нас нет такой задачи. Наша задача — разлепить их. Мы живём в обществе, в котором есть, условно говоря, власть и народ. Это какие-то два спрессованных брикета мороженой рыбы, которые один пованивает, другой тоже пованивает. Все друг на друга пеняем. Задача — разделить этот брикет на отдельные рыбки, погрузить их в какую-то питательную среду, в которой, возможно, они ещё после заморозки смогут жить. И это самая главная задача.
Я отвечу на ваш вопрос относительно, что с ними будет дальше. Всё очень просто. Этот фестиваль появился не случайно. Понятно, что его дети придумали, организовывали вместе с нами, но он не случаен.
Мы выстраиваем там сейчас некую систему, которая, действительно, позволит сохранять на острове людей, которые хотят заниматься кинематографом, например.
Е. Ванина: И которые хотят там оставаться.
А. Агранович: Там есть экономика, которая позволяет это. Это профицитный регион, чтоб вы понимали. Очень богатый регион. При этом там отрицательная миграция, то есть количество людей, уезжающих с острова, больше, чем количество людей приезжающих. Повторяю, один из самых богатых регионов в стране.
Для примера Калининградская область, которая является дефицитной, там бюджет дефицитный, там надо чуть-чуть докладывать. Возможно, как раз из Москвы берут с Сахалина и докладывают в Калининград. А там положительная миграция. Туда людей приезжает больше, чем уезжает. Из чего нетрудно сделать вывод, что, оказывается, не только экономический фактор влияет на такое понятие, как качество жизни или коэффициент счастья, или как это ещё люди называют.
Вот когда два брикета, тогда одни говорят: «Деньги им нужны, и вот тогда им будет лучше». Когда ты разлепляешь, то выясняется, что каждому в отдельности человеку нужно что-то своё. И вполне возможно, что для этого не нужны деньги — для этого просто нужно переставить камеру и увидеть свою собственную жизнь немножко в ином ракурсе. И тогда вдруг меняется качество жизни, хотя по-прежнему зарплату вам как не платили, так и не платят. Или платят, но столько же, сколько платили.
Вот сейчас, благодаря, с одной стороны, нашей инициативе, с другой стороны, вниманию, которое к нам проявляет нынешнее руководство Сахалинской области, мы создали там Совет по развитию регионального кинематографа при губернаторе Сахалинской области. Мне выпала честь войти в этот Совет.
Мы действуем в двух направлениях. Одна история профессиональная — это кинокомиссии, это рибейты, то есть привлечение туда профессиональной кинематографической среды из России, но, в основном из ближайших регионов — Корея, Китая, Японии.
Сахалин как съемочная площадка — это отдельная история. А то, что для меня важнее и интереснее, — это создание полноценного цикла в подготовке и функционировании кинематографиста. У нас есть начальное образование, есть люди, которые что-то хотят, у них уже есть свой фестиваль. У нас есть большой профессиональный фестиваль, настоящий, международный, с каннскими призёрами в жюри и в конкурсе. Осталось сделать профессиональное образование в кинематографической области, ну и техническую инфраструктуру, конечно тоже.
Есть пример вашего согражданина из этого города Александра Николаевича Сокурова, который имел мастерскую в Кабардино-Балкарии. Результаты вам всем известны. Нечто подобное мы собираемся сейчас продвинуть и сделать на Сахалине — мы хотим сделать там профессиональное кинематографическое сценарно-режиссёрское образование. Каким образом, пока мы ещё размышляем.
Кто это будет? Ведём переговоры сейчас с Борисом Хлебниковым и с Наташей Мещаниновой. Посмотрим, что из этого выйдет.
Что с ними будет дальше? Дальше у них появится возможность поучиться, получить образование. Ну а дальше уже снимай, где хочешь. Понятно, мир огромный. Но опять-таки, можно приезжать в Москву за федеральным бюджетом, а можно...
У нас там уже создан небольшой региональный кинофонд, куда правительство выделяет небольшие пока деньги, 5-6 миллионов рублей. В этом году он по решению губернатора будет удвоен.
Питчинги — приходите с заявками, получайте деньги и реализуйте. И снимайте. Это растёт, это должно расти. И если мы не придумали себе людей с этой оптикой и если мы не придумали себе, что это кому-то нужно, — а вроде бы нет — то, по идее, это должно работать.
Кстати! Мы очень скоро объявим набор заявок в конкурс второго фестиваля «Игра света», который состоится в августе 2020 года. Присылайте заявки.
К. Гордеева: Я всё-таки закончу так, как хотела. Во-первых, проверьте: вдруг ваши дети что-то уже сняли, а вы ещё не видели. Ну, мало ли. А вдруг они написали что-то, а вы ещё не прочли? Вдруг они нарисовали что-то, а вы тоже это ещё не посмотрели? Ну, проверьте — мало ли, как бывает? Посмотрите, чем занимаются ваши дети.
Е. Ванина: Мне больше всего хочется сказать, что нет никаких подростков — есть просто мы с вами.
К. Гордеева: Я поспорю. У меня был уникальный опыт: этим летом мы с детьми поняли, кто такие подростки.
Мы были в зоопарке, там была женщина, заведующая секцией пингвинов. И она рассказала душераздирающую историю. Дело в том, что, когда пингвину становится 8-9 месяцев, у него реально наступает подростковый возраст. Пингвины рождаются пушистые, как кошки. Маленькие пингвины пушистые как кошки, у них мягкий прекрасный мех. И в подростковом возрасте у них весь этот мех вылезает, и они становятся абсолютно голыми. И это, оказывается, дико болезненный момент, и некоторые пингвины погибают, потому что они действительно становятся людьми с голой кожей. Ну, пингвинами. И им очень больно, они беззащитны, они подвержены инфекциям, им холодно. В общем, и так, и сяк, и наперекосяк. И потом у тех, кто выжил, вырастают настоящие жёсткие перья, покрытые каким-то там защитным жиром и так далее. И мои дети говорят: «Мам, так вот это ж, наверное, и есть подростковый возраст?»
Е. Ванина: Нет.
К. Гордеева: Да!
Е. Ванина: Нет.
К. Гордеева: Продолжим.
А. Агранович: Замечательная история, только вот эти перья — это всё, действительно, так. Вырастают такие вот люди.
Е. Ванина: Это полный бред!
А. Агранович: Только одна важная вещь, которую мы на Сахалине тоже узнали, — что внутри у вот этого маленького пушистого, а потом голого пингвинёнка, который потом обрастает перьями, у этого обросшего перьями, живёт тот же самый маленький пингвинёнок, потому что та оптика, которую он приобрёл в детстве в своей коммунальной квартире, тот способ мировосприятия никуда не делся. И задача только аккуратно не то чтобы снять оперение, конечно, но знать, что он там живёт. Поэтому, прежде чем смотреть фильмы своих детей, что обязательно нужно сделать, вы пообщайтесь со своим личным пингвинёнком.
К. Гордеева: У вас три варианта прекрасного завершения беседы — выберите любой. Спасибо большое.
А. Агранович: Это полный бред, как сказала Ванина. Спасибо вам большое.
Е. Ванина: Спасибо вам большое. Пока!
