Николай Солодников: Так, дорогие друзья, здравствуйте еще раз, мы продолжаем наши «Диалоги». И сейчас у нас вторая книга из трех, мы уже поговорили со Львом Яковлевичем Лурье о, как выяснилось, его третьей книге из серии, посвященной Ленинграду. Напоминаю, что книгу Льва Яковлевича можно купить здесь в парке и в самом магазине «Подписные издания». Третья книга, которая у нас будет в три часа или в три тридцать, я уже не помню точно, мы поговорим с абсолютно выдающимся социологом Дмитрием Рогозиным, который является представителем настоящей российской социологической школы и сейчас работает в Шанинке, хотя я не уверен, но неважно, это абсолютно выдающийся человек, который написал книгу о столетних жителях нашей страны, то есть, о стариках, которым почти сто или уже больше ста, он записал с ними разговоры. Это невероятная абсолютно книга, я очень рекомендую вам присутствовать и на третьем диалоге. А сейчас я с огромной радостью представляю нашего гостя, который впервые участвует в «Диалогах». Для нас это огромная честь – это многолетний главный редактор журнала, лучшего толстого журнала в России «Иностранная литература» Александр Яковлевич Ливергант, который приехал к нам, чтобы представить свою новую книгу, которая называется «Викторианки». Ваши аплодисменты.

Александр Ливергант: Больше спасибо. Для меня это тоже большая честь, очень приятно присутствовать здесь. Здесь и народа очень много, и что гораздо важнее, замечательная атмосфера. И говорить перед вами очень приятно.

Н. Солодников: А как с погодой повезло!

А. Ливергант: И с погодой повезло. Причем, настолько повезло, что хотелось бы, чтобы она уже поменялась наконец!

Н. Солодников: Английская чтобы была. Хотя в Англии тоже сейчас…

А. Ливергант: Да, по возможности.

Н. Солодников: Хотел воды налить, но попозже это сделаю. Так, два слова от меня сначала об этой книге. Эта книга, как и книга Льва Яковлевича Лурье, о которой мы говорили до этого, принадлежит к тем книгам, которые прочитываются за один день. Не потому, что она тонкая – она не тонкая, в ней триста страниц.

А. Ливергент: И писалась она немногим больше.

Н. Солодников: Да. А потому, что оторваться совершенно невозможно. Я не стесняюсь признаваться в том, что я человек малообразованный, почти ничего не знаю, особенно из того, что касается английской литературы. И еще раз говорю, что не стыдно мне признаться, что до чтения этой книги ничего практически не знал о героях этой книги. А герои здесь следующие. Я бы сказал, что это три человека, но это не три человека, их больше получается. Это три эссе, которые смело можно назвать биографическими эссе, безусловно, но не только. Через биографии героев мы там видим и довольно масштабную картину английской литературы того времени, и нравов того времени в Англии. Первая героиня этой книги – это Джейн Остен. Второе эссе посвящено сестрам и брату Бронте. Как я много теперь об этом знаю! И третья глава посвящена писательнице, которая вошла в историю литературы под именем Джордж Элиот, но на самом деле ее зовут, Александр Яковлевич…

А. Ливергант: Энн Дэвис.

Н. Солодников: Энн Дэвис. Но начнем с Джейн Остен?

А. Ливергант: Да, начнем с Джейн Остин. И я с самого начала хочу признаться, что книжка эта названа не вполне точно. Потому что вот Джейн Остен, например, умерла за двадцать лет до восшествия на престол королевы Виктории и называть ее викторианкой – это некоторое преувеличение. Хотя надо сказать, она вписывается в викторианский канон, ведь история литературы — это не хронологическая история. Но как бы то ни было, Джейн Остен несколько выпадает из этого списка. Выпадает из этого списка, как, собственно, вы и сказали, и целая семья Бронте – этот очерк, самый большой очерк, задуман как история крайне невезучей, и это мягко сказано, семьи пастора Бронте, его сына и нескольких дочерей, которые, можно сказать, умирали одна за другой. Шарлотту Бронте можно назвать долгожительницей, потому что она прожила едва ли не сорок лет. Вообще, большинство из них умерли раньше от чахотки – известной болезни, которая бытовала в этой семье. Но вот их то как раз вполне можно назвать викторианками. Ну а что касается Джордж Элиот, это отдельная история. Это история, если говорить в терминах литературных, об английском натурализме. Можно сказать, что английский натурализм – это, в некотором смысле, оксюморон. Потому что, строго говоря, английская литература не родила таких натуралистов как, скажем, Эмиль Золя. Но в Англии была очень распространена философия позитивизма, и вот Джордж Элиот, человек не только талантливый, но я бы даже позволил себе сказать, не столько талантливый, сколько необычно и широко образованный, способный писать литературные эссе, философские работы, книги и статьи по самым разным областям знаний. Вот она, может быть, тоже, отчасти, выпадает из викторианского канона, или, по крайней мере, относится к поздней его части. Поэтому я и начал с того, что книга может быть названа не совсем точно. Одновременно с этим, в этой книге нет нескольких настоящих викторианок, которые могли бы украсить эту книгу. Это жена знаменитого поэта Роберта Браунинга Барретт Браунинг – говорят, поэтесса ничуть не хуже, чем ее муж. Это и многие другие писатели вообще… Надо вам сказать, что литература девятнадцатого века, а потом и двадцатого, необычайно богата женскими писателями, писательницами. Вот если вас спросить сегодня: “Назовите известных русских писательниц девятнадцатого века?”. В двадцатом веке еще можно кого-то найти, а вот в девятнадцатом веке сделать это довольно трудно. И даже во французской литературе, где есть, например, Жорж Санд и есть много кто еще, такого богатства женских литературных перьев, как Англии, пожалуй, не было. И, конечно, если когда-нибудь получится продолжать работу над этой небольшой книжкой, то еще несколько писательниц-викторианок войдут в эту книгу обязательно.

Вы сказали, что прочли ее за один день. Писалась она тоже, в общем-то, довольно быстро и писалась она не как книга. Она писалась как отдельные очерки, которые печатались в журнале «Новый мир», а также в журнале «Иностранная литература». Надо сказать, что эти очерки не представляли собой единой книги. Они и должны были оставаться очерками. Два года назад… Мы как раз вспоминали недавно, что минуло два года, как «Литературные памятники» взяли на себя издание нового перевода лучшего, на мой и не только мой взгляд, романа Джейн Остен «Гордость и предубеждение», в моем новом переводе. Но, как говорится, воз и ныне там. Если вы знакомы с изданием «Литературных памятников», то должны знать, что там не торопятся. Поэтому удастся ли дожить до этого счастливого мига, сказать очень трудно. Так вот в эту книгу и был написан очерк «Непревзойденная Джейн», посвященный Джейн Остен. Очерк, посвященный семье Бронте, я даже не знаю для чего, для какой книги писался, это была совершенно отдельная самостоятельная работа. Также, как биографический очерк, посвященный Джордж Элиот.

Меня, вообще, давно увлекает биографический жанр, и я давно, до 2011 года, много чего по отдельности писал, но ни одной книжки написано не было. Но потом, вдруг, меня, что называется, прорвало, и я написал довольно много книг, в общей сложности десяток, посвященных известным английским и американским писателям. И вот эта книга является, в известном смысле, продолжением этой работы над биографическим жанром.  Зачем я это делал? Зачем писались книги, посвященные Сомерсету Моэму, Оскару Уайльду, Генри Миллеру, Грэму Грину, Вирджинии Вулф? Вот сейчас выйдет книжка, посвященная Агате Кристи. Да, Скотту Фитцджеральду и так далее… Зачем такого рода книги писались? Дело в том, что мне кажется, что людям, изучающим литературу, гораздо веселее, живее и увлекательнее читать беллетризированную биографию, разумеется, не выдуманную с начала до конца, более-менее точную, но это не научная работа, не литературоведческое изыскание. Это, в некотором смысле, способ представить сложное явление литературы на таком довольно простом и, как мне хочется думать, увлекательном уровне. Эти книги, как говорится, заимели, заполучили своего читателя, и мне не раз приходилось об этих книгах писать. И вот теперь, когда вышла книга в издательстве «Новое литературное обозрение» «Викторианки», число этих беллетризированных биографий пополнилось. Вот здесь и представлены эти три очерка. Судить с литературной точки зрения о том, что собой представляет Джордж Элиот, Джейн Остен или сестры Бронте, наверное, не очень просто, но это попытка, если угодно, соединить жизнь и литературу, попытаться показать, что одно без другого не существует, и изучать литературу лучше через жизнь. Вот такая была, в некотором смысле, высшая задача всех этих книг. Какая будет следующая книга, я не знаю. А если бы и знал, то вам не сказал.

Н. Солодников: Агата Кристи?

А. Ливергант: Да, книга об Агате Кристи не то, чтобы следующая, она уже написана. Более того, она уже прошла первую корректуру и должна будет выйти, скорее всего, к ярмарке non/fictioN, если таковая состоится в ноябре-декабре этого года. И это забавно, потому что уж имя Агаты Кристи известно всем, все ее любят и перечитывают по много раз, а вот биографии Агаты Кристи на русском языке еще не было. Может быть, я ошибаюсь. Может быть, кто-то из вас встанет и скажет, что нет, мол, существует такая биография. Но я таких биографий не знаю и написал такое жизнеописание этой знаменитой писательницы. До этого была биография Пелама Гренвилла Вудхауса, замечательного юмориста. Эти две биографии, хотя один, казалось бы, смешил читателей, а другая, казалось бы, пугала читателей, по крайней мере, задавала сложные загадки и вопросы читателям. Тем не менее, в жизни этих двух необычайно успешных, процветавших, очень состоятельных писателей есть одно общее… Ничего, что я заговорил?

Н. Солодников: Ничего, Александр Яковлевич, нет-нет-нет!

А. Ливергант: Потому что мы как-то довольно быстро расстались с «Викторианками», ради которых меня и пригласили, я чувствую некоторую неловкость в этом отношении. Но всегда поёшь о том, что занимает тебя в этот момент больше всего. Поскольку «Викторианки» уже вышли, они естественным образом не так важны для меня. Так вот, этих писателей, которых вы, конечно, прекрасно знаете, Вудхауса и Агату Кристи объединяет одно – два странных, неожиданных, непривычных в их в высшей степени благополучной жизни. Оба, и Агата Кристи, и Вудхаус, прожили замечательную и спокойную, радостную жизнь. Однако же, и у одного, и у другого было одно такое вот странное, у Вудхауса даже темное пятно, и вот это их объединяет. Кстати, они приятельствовали. Сказать, что они были друзьями, нельзя, но они приятельствовали, и Вудхаус по этому поводу смешно заметил. Он сказал Агате Кристи: “Вы знаете, почему мы с вами так тепло относимся друг к другу? Потому что я никогда не читаю детективов, а вы никогда не читаете юмор”. Так вот, два этих странных пятна в этой благополучной жизни. Агата Кристи в какой-то момент ушла из дома, и вся Англия в течение двух недель ее искала и не могли найти. Она пряталась под чужим именем в гостинице на севере Великобритании. И почему она ушла так до конца и неизвестно. У нее осложнились отношения с мужем, возможно, в этом дело или в чем-то еще. Возможно, все дело в той депрессии, которую она переживала в то время. Как бы то ни было, вот это вот такое несколько неожиданное пятно благополучной, радостной биографии Агаты Кристи. А что касается Вудхауса – то его черное пятно еще и довольно позорное. Потому что он прошел несколько тюрем, так как был англичанином и жил во Франции, когда началась Вторая мировая война. Он прошел несколько тюрем, он очутился в лагере, но это не тот лагерь концентрационный, о которых мы все знаем и о которых с ужасом вспоминаем. Нет, это были тихие и более-менее благополучные лагеря, если лагерь вообще можно назвать чем-то благополучным. Но комендант лагеря по рекомендации доктора Геббельса обратился к Вудхаусу и сказал: “Слушайте, вы очень остроумный человек. А давайте вы выступите по Берлинскому радио (это-то в сорок первом году!) и расскажете, как вы прошли через тюрьмы и лагеря?”. И нет бы сказать «нет» – а Вудхаус сказал «да». Рассудив, что он смешно расскажет о своих злоключениях прежде всего американскому слушателю, которому многим обязан. Действительно, американцы подбрасывали ему продуктовые посылки, книги, письма пересылали и так далее. И он выступил. Было пять передач довольно невинных, где он со свойственным ему остроумием рассказывал о своих злоключениях. Кстати, в тюрьмах он вел себя отменно, помогал слабым, а сам был в это время шестидесятилетним стариком почти. И он не мог рассчитывать на ту реакцию, которая произошла. Дело в том, что Америка от него молча отвернулась, а Великобритания устроила ему истинную травлю. Вы, наверное, знаете, что происходило в сороковом году, когда Советский Союз еще не вступил в войну. Происходила так называемая «битва за Англию» – на одной стороне войны была Великобритания в единственном числе, Америка еще не вступила в войну, а на другом конце была вся Европа, подчиненная Гитлеру. И немецкие самолеты, немецкие люфтваффе с немецкой аккуратностью каждую ночь бомбили Лондон и другие английские города. И было очень много потерь – те из вас, кто бывал в Лондоне, может быть, видели, что в самом центре мы видим большое число новых домов, зданий и так далее. Так вот, английские журналисты все в один голос писали о том, что “мы обливаемся кровью, у нас гибнут люди, а этот негодяй, которого мы совсем недавно почитали как замечательного юмориста, вручали ему премии, шутит по нацистскому радио”. И, конечно, история эта легла мрачным пятном на, повторяю в который раз, в высшей степени благополучную биографию Пелема Гренвилла Вудхауса.

Возвращаясь, все-таки, к «Викторианкам», должен сказать, что я употребил слово «благополучную» в отношении Агаты Кристи и Вудхауса, так вот, если что-то объединяет этих писателей, очерки о которых вошли в книгу «Викторианки», это их крайнее неблагополучие и в личной жизни, и в литературной. Они стали известными – «Грозовой перевал» и другие книги Шарлотты Бронте, Джейн Эйр в первую очередь, являются классикой английской литературы, но они не были таковыми. Все они, в том или ином виде, в большей или меньшей степени, даже более-менее благополучный Джордж Элиот, прожили нелегкую жизнь. Нелегкую жизнь еще и потому, как вы догадываетесь, в девятнадцатом веке быть писательницей было совсем непросто. Это было профессия далеко не самая благополучная и процветающая. И у моих героинь, и это их, безусловно, объединяет, жизнь сложилась очень тяжело. Не только потому, что многие из них, как я уже говорил, рано умирали; еще и потому, что у них возникали большие проблемы с произведениями, которые они писали – их далеко не сразу печатали, читателей у них было совсем немного. Что касается, например, Джейн Остен, то между написанием большинства ее романов и публикацией проходили десятки лет. А она прожила совсем недолгую жизнь. Поэтому судьба писательницы, даже в такой благополучной стране как Великобритания, была, прямо скажем, не слишком веселой.

Н. Солодников: Александр Яковлевич, у вас тут есть потрясающая цитата Корнея Ивановича Чуковского в начале книги. Он говорит, что “биографии писателей стали интересней, чем их писания”. С Джейн Остен складывается такое впечатление… ой, нет! С Джейн Остен НЕ складывается такого впечатления! С сестрами и братьями Бронте безусловно там есть…а кроме Джейн Остен в литературе девятнадцатого-двадцатого века есть еще такие писатели, о которых биографии не напишешь? Ну толстую книгу написать сложно.

А. Ливергант: Толстую книгу написать сложно… Я не понял, писательниц или вообще писателей?

Н. Солодников: Вообще.

А. Ливергант: Вообще. Вы знаете, есть писатели очень известные, очень крупные, очень влиятельные, но, так сказать, без биографии. Вот мы знаем, например, писателей с биографиями, где есть много неожиданных эпизодов, похождений, тюрем, личных трагедий. А есть писатели, которые вовсе не прожили такую увлекательную, особенно интересную для других жизнь. Вот, скажем, жизнь Вудхауса и Агаты Кристи, опять к ним возвращаюсь, были бы совершенно неинтересными биографиями, если бы не вот те два обстоятельства, о которых я сказал. А вот если вы возьмете биографию Сервантеса или Достоевского, или, тем более, Солженицына – то это действительно необычайно интересные биографии. Но в принципе, если вы одаренный талантливый биограф, то вы можете из неинтересной книжки сделать интересную биографию. Это, в принципе, всегда будет вам по силам – другой вопрос, кто станет читать малоинтересную биографию. Но, в принципе, если углубляться в жизнь того или иного талантливого человека, я даже беру не обязательно писателя, то выяснится очень много интересного, очень много неожиданного и всегда будет, о чем писать. Тут еще, конечно, дело в моде, дело в том, чье жизнеописание читатель, вот вы все, готов прочесть, а какие не готов прочесть. Например, естественным образом, биографию Вудхауса и Агаты Кристи прочтут с удовольствием потому, что это известные люди и интересно в принципе как проживала жизнь женщина, которая написала столько увлекательных детективных историй, или как прожил жизнь человек, который на протяжении почти ста лет смешил Англию и Америку. А есть писатели с очень интересными судьбами, я бы даже сказал не жизнеописаниями, а судьбами, которые сегодняшнему читателю совершенно не интересны. Более того, есть писатели, которых вы с удовольствием прочтете, но жизнеописание их вы читать не станете. Такое тоже возможно. Вот мне в свое время довелось переводить дневники такого замечательного сатирика английского как Ивлин Во, но я не уверен, что читатель, который с удовольствием перечитает сатирический роман Ивлина Во, углубится в его биографию. Поэтому, конечно, когда издатель обсуждает с потенциальным автором что написать, а чего лучше не писать, конечно следует принимать во внимание известность этого человека на сегодняшний день.

Но вот, например, хочу даже обратиться к вам с вопросом, потому что у меня есть некоторая идея. Вот необычайно интересная биография может быть, интереснее всех тех, что я перечислял – я перечислил биографии Солженицына, Достоевского, Сервантеса, мог бы назвать еще много интересных жизней – вот одна из самых интересных жизней была у такого замечательного английского писателя Даниэля Дефо. Для нас он автор одной книги, «Робинзон Крузо», мимо которой не прошел никто из нас. Я думаю, что здесь ни одного человека, который в детстве, а может быть потом и в более поздние годы не читал или перечитывал «Робинзона Крузо». А между тем, биография Даниэля Дефо исключительно интересна. Но будет ли сегодняшний читатель будет читать биографию, пусть и очень интересную, коммерсанта, шпиона, талантливого писателя, пародиста, писавшего и жившего в конце семнадцатого начале восемнадцатого века – у меня есть на этот счет большие сомнения. То есть, можно сделать эту книгу интересной, но у меня нет убеждения, что эту книгу вот запоем прочтут. Вот вы сказали, что читали эту книгу запоем, а вот тут неизвестно.

Н. Солодников: Александр Яковлевич, пишите, мы будем читать – я вам без шуток совершенно говорю.

А. Ливергант: Спасибо, спасибо.

Н. Солодников: Присутствующие точно прочитают. Александр Яковлевич, вот о чем хотел спросить – семьи, и у Остен, и семья Бронте, чрезвычайно религиозные семьи, в которых родились эти герои.

А. Ливергант: Отцы, кстати, пасторы.

Н. Солодников: Да, и в одной, и в другой семье. Насколько с этими семьями, с отцами, пока они были живы, и с мамами они были связаны фактически до конца своих дней, эти героини…

А. Ливергант: Тем более, что отец сестер Бронте их пережил. Он прожил длинную жизнь, а они короткую.

Н. Солодников: Насколько, как вам кажется, именно это религиозное воспитание, религиозная среда оказала на них влияние как на писательниц, которые написали то, что они потом написали? Насколько это важный факт?

А. Ливергант: Вы знаете, это очень непростой вопрос. Религиозное воспитание безусловно сказывалось. Иногда отношение к религии менялось с годами. В третьем очерке рассказывается о жизни Джордж Элиот, она была необычайно религиозными человеком вслед за своим отцом, вот то, о чем вы говорите. Однако, в какой-то момент она окружила себя весьма либеральным и атеистическим, в известной степени, кругом лиц, и от церкви не ушла, но отошла. Что касается Джейн Остен, она была очень религиозна. Насколько ее религиозность сказалась на ее необычайно веселых, остроумных, тонких романах – бог весть. Во всяком случае, религиозных трактатов никто из них не писал. Но, между тем, сестры Бронте были очень религиозны. Но, понимаете, вы это знаете наверняка по себе – вы можете ходить в церковь, бить поклоны, соблюдать церковные праздники и обряды, а писать нечто совершенно другое. Это в принципе разные вещи. И для биографа это, вообще говоря, очень сложный вопрос – насколько религиозное воспитание повлияло на то, что эти люди пишут. Нередко бывало наоборот, когда писатели с необычайно злым и атеистическим пером уверовали в конце жизни и отступили от своих произведений. Не надо вам объяснять, что таким был Лев Николаевич Толстой, например. Так что бывало очень по-всякому. То же самое можно сказать и о Достоевском: он тоже, как мы знаем, после каторги пересмотрел свои взгляды.

Н. Солодников: Александр Яковлевич, можно я на секундочку присвою себе чужую рубрику, которая называется «Сколько ты зарабатываешь?». В этой книге, мне это было очень интересно узнать, в том числе поднимается вопрос денег. И стоимости денег, что важно, потому что вот спроси нас сегодня «сколько стоил один фунт в начале девятнадцатого века или начале восемнадцатого?» – да черт его знает, что на эти деньги можно было купить!

А. Ливергант: Очень много.

Н. Солодников: Вот об этом давайте расскажем. Они дожили до того момента, когда они за свои книги получили пусть разные, но все-таки деньги. Какие?

А. Ливергант: Например, первый гонорар Джейн Остен составлял двадцать пять фунтов. И если вы сейчас посмеетесь, то надо вам объяснить, что это была, конечно, не очень большая сумма, но и не постыдно маленькая. Двадцать пять фунтов, как мы в этих случаях говорим, это были деньги, тем не менее. А когда, например, Джордж Элиот, которая была необычайно популярна и известна, писала свои романы, например, предпоследний роман самый знаменитый, «Мидлмарч», огромный роман, она получила в общей сложности несколько тысяч фунтов. Поэтому это зависит… Как вы думаете, например, кто из великих русских писателей зарабатывал больше остальных? Первое, что приходит в голову…

Н. Солодников: Тургенев?

А. Ливергант: Совершенно верно, Тургенев. Именно Тургенев. Не Толстой, и уж тем более, не Достоевский, а Тургенев. Вы знаете, это зависит очень от репутации, от известности. Разумеется, Теккерей никогда не зарабатывал столько, сколько Диккенс. Потому что Диккенс был народным…

Н. Солодников: Теккерей, оказывается, сыграл большую роль в жизни Шарлотты.

А. Ливергант: Шарлотты Бронте, конечно.

Н. Солодников: Это все из этой книги узнаете, очень интересно.

А. Ливергант: Надо сказать, что они писали не ради денег. Дело в том, что, например, сестры Бронте, они не были богатыми людьми, но пастор в провинции, у него был отдельный дом и он вполне неплохо содержал семью и нельзя сказать, что они ходили с протянутой рукой, нет, конечно. Поэтому когда Шарлотта Бронте писала «Джейн Эйр», а ее младшая сестра писала «Грозовой перевал»…я хотел было сказать, они меньше всего думали о деньгах, но, наверное, это было бы преувеличением, а вернее сказать, преуменьшением. Нет, конечно, они были не против, когда им платили, разумеется. Но не этим определялась их тяга к сочинительству. А были и другие случаи, мы с вами их прекрасно знаем. Возьмем, например, того же Достоевского или Бальзака – Бальзак писал ради денег. Почитайте биографию Бальзака, и вы убедитесь, что он писал очень быстро и писал ради денег. И Достоевский писал ради денег, которые проигрывал, как мы знаем.

Н. Солодников: Знаем выдающихся режиссеров, которые снимали ради денег.

А. Ливергант: Ну да, естественно, естественно. Что бы мы все делали без их металла.

Н. Солодников: Александр Яковлевич, спасибо вам огромное. Друзья, книга «Викторианки», кроме того, книга о Вудхаусе, наверное, она еще продается, хотя я не уверен, может тираж уже закончился…

А. Ливергант: Вы знаете, этой книги уже нет, и все время идут, как принято сейчас выражаться, сложные переговоры о том, доиздать бы ее или нет.

Н. Солодников: В общем, если где-нибудь увидите книгу о Вирджинии Вулф, о Вудхаусе…

А. Ливергант: Их нет.

Н. Солодников: Ну, в букинистах. Вот тут букинистический отдел есть.

А. Ливергант: Да, в букинистических отделах.

Н. Солодников: То покупайте обязательно. И «Викторианки» - она сейчас продается и здесь, и в магазине. Александр Яковлевич, спасибо вам огромное.

А. Ливергант: Спасибо вам, что пригласили. Я очень, во-первых, тронут, а во-вторых, выступать перед вами одно удовольствие. Спасибо!

Н. Солодников: А вас слушать еще большее удовольствие.

А. Ливергант: Мы с вами как Чичиков с Маниловым.

Н. Солодников: Абсолютно.